14-15 июня 2011 философский факультет ВШЭ совместно с Московским философским колледжем проводят конференцию "Философия свободы".
Современное общество проблематизирует понятие «свободы» и заставляет вырабатывать новые решения в гуманитарных науках, в том числе и в философии. Конференция «Философия свободы» ставит нескольких целей: во-первых, совершить концептуальный экскурс в философские учения о свободе, во-вторых, поспособствовать диалогу между философией и другими гуманитарными дисциплинами и в-третьих, предложить новые решения проблемы свободы для современного общества.
15 мая в рамках конференции пройдет организованный Московским философским колледжем круглый стол "Коммуникация и свобода".
Тезисы участников круглого стола:
Татьяна Вайзер (РГГУ)
Сакральное повседневное и имманентное: два опыта коммуникации у Ж.-Л. Нанси
Выступление будет посвящено двум эссе Ж.-Л. Нанси: "Сакральное" и "Сакральность и массовая смерть". Первое - его доклад, написанный для выступления в ИФ РАН в Москве в 2008 г., второе опубликовано в журнале "Синий диван" в виде дневника-комментария к военным действиям в Ираке. Интерес этих двух работ заключается в том, что в них дается совершенно разное понимание сакрального как основания коммуникации. С одной стороны, сакральное - это то, что касается нас в повседневной жизни (чудо встречи, событие со-прикосновения) и что нам следует стремиться не утратить как связь друг с другом. С другой стороны, это то, что, напротив, не дает нам выйти из гомогенного Единого, раскрыться в коммуникативном опыте и, как следствие, порождает насилие, подавление, террор, безъязычие власти. Сравнить эти два образа сакрального – дающего как коммуникативную свободу, так и коммуникативную не-свободу – цель выступления.
Алексей Глухов
Свобода и коммуникация
1) Свобода осознается как ценность у греков, но это свобода девиантная и самоутвержающая. Греки вполне осознавали свое особое положение в мире и готовы были его отстаивать. Эта свобода подразумевает войну, полемику и разрыв коммуникации, что проявляется уже в назывании других «варварами», неспособными к свободе и к владению эллинской речью.
2) В частности философская свобода, свободомыслие, - радикальное движение уже внутри самой греческой девиации, осознающее свой эзотерический шлейф, препятствующий общению и обучению, делающее философию политически сомнительным делом. (Философия, разумеется, не единственная линия развития свободы; само философское движение расщепляется на многие линии.)
3) В XX веке происходит, с одной стороны, возврат к греческому пониманию свободы как суверенности, а не права (греческие законы по сравнению с jus romanum - сплошная аномалия). Это движение (против понимания свободы как дарованного права) занимает доминантное место в континентальной мысли по крайней мере с Ницше до Бадью. В области теории это понимание свободы поддерживается многочисленными «логиками различия». По итогам столетия можно даже взять на себя смелость определить свободу в этих логиках как утверждающее различие, расходящееся со свободой как правом, определяемым произволом другого (господина, учителя, государства), навязывающего свою репрезентацию мира.
4) Однако понимание того, что суверенная свобода непременно сопровождается собственной эзотеризацией, продумывается недостаточно. На то были исторические причины: либерально-демократический мир, где свободы провозглашаются неотъемлемыми правами, одержал историческую победы. Но в итоге тема философского эзотеризма воспринимается как курьез (случай Штрауса), но не имманентная проблема «логик различия». Утверждая свою свободу, мы, во-первых, демонстрируем собственную девиантность и, во-вторых, вызываем к жизни полчища варваров, не понимающих наш язык. Проблематизация свободы в сегодня ограничивается первой частью. Континентальная мысль отчасти потеряла веру в утверждающую мощь свободы. Свобода мыслится в модусе «предсмертного слова», которому, собственно, не требуется коммуникация.
5) Между тем, мы располагаем отнюдь не только греческим опытом, чтобы судить о неразрывной связи суверенной свободы и ее эзотерического шлейфа. История всех интенсивных политических движений последнего века демонстрирует обязательное формирование подвижного круга избранных, особого языка, правил интерпретации и системы обучения. Все это воспринимается автоматически негативно (как репрессия свободы ученика) и, как следствие, остается непродуманным.
Ирина Дуденкова
Слабость воли и экономии желания
Воля к власти и эскпрессия желания — важнейшие антропологические координаты постницшеанского философского вопрошания в том числе и для ситуации общения . Не являются ли эти два способа проявления человеческой свободы взаимоисключающими? Давно описанный в античной философии философией феномен акразии — слабости воли и рассогласования между желанием и способностью, выраженный апостолом Павлом: «то, что хочу делать — не делаю, то, что не хочу делать делаю» является камнем преткновения для современной метафизики воли и философии рессантимента, приравнивающей желания и способности. На примере феномена слабости воли в сообщении будет проанализирована противоречивость лаканианской психоаналитической этики «верности желанию», которая является одним из последних влиятельных атавизмов деонтологической этики Канта, направляющим и рассуждения об автоматизме желания у Делеза и последовательный волюнтаризм Жижека и Бадью. Раличие между экономией «желания другого» ( Левинас) и «желанием желать» позволяет если не сфальсифицировать теорию желания, но по крайней мере продемонстрировать ее несовершенство.
Дмитрий Кралечкин
Республиканская свобода прессы против юридического диспозитива
Метафизика и юриспруденция – два дискурса, оформлявших различные концепты свободы со времен античности. В том или ином виде они проникли и в политические теории Нового времени, определив императивы и ограничения, действующие и по сей день. Однако кроме метафизических и юридических свобод, привязанных к той или иной «субъективности», Новое время породило и безличные свободы, наиболее радикальным вариантом которых является свобода прессы, концептуализированная в контексте Французской революции.
В докладе анализируется несколько текстов французских юристов, столкнувшихся с проблемой пагубных последствий неограниченной свободой слова. Используемая ими аргументация указывает на радикальный сдвиг в самой юридической конструкции свободы, которая отныне не может отделяться от «злоупотреблений», не может стать элементом исчислимого «утилитаристского» универсума. Конфликт между свободой прессы и политэкономической свободой рынка становится определяющим для постреволюционной «Республики» как политической формы.
Василий Кузнецов
Свобода коммуникации
Претендовать на свободу может только Взрослый, посредством мета-коммуникации выходящий за пределы суггестии, но не назад, в псевдо-спонтанную «ситуацию» антилопы-гну, а в открытость мира, в котором он может произвольно действовать и который он может благодаря этому познавать и отчасти творить.
Михаил Папуш
Свобода человека, понимаемая как ценность, формируется в коммуникации и обеспечивается коммуникацией – с Другими и средой. Однако, предоставляя возможности для, так сказать, «позитивного» творчества, свобода одновременно и неизбежно создает условия и для творчества «негативного» – воплощая экзистенциальный выбор. При этом человеческая коммуникация обязательно включает в себя и коммуникацию по поводу коммуникации – метакоммуникацию, которая тем не менее перформативно разворачивается в том же самом коммуникативном процессе. А поскольку реализация коммуникативных интеракций требует предметной воплощенности и эффективного выполнения, свобода нуждается в действенных механизмах поддержания и функционирования коммуникации – как на уровне индивидуального общения, так и на уровне медиа-среды. Вместе с тем отказ от коммуникации или невступление в коммуникацию тоже должны были бы предполагаться человеческой свободой, причем не только в виде демонстративно коммуникативного жеста…
Марков Александр
Освобождение справедливости и трансмедийность
Бытовое противопоставление "свободы" и "справедливости" (justitia) не выдерживает критики ни с позиций коммуникативной этики, ни с позиций критики политических теорий modernity, ни даже с позиций простого анализа понятий. В противовес бытовому представлению о справедливости как перераспределении ресурсов, противоположной свободе как наделению ресурсами, коммуникативная теория вскрывает "освобождение" как необходимую предпосылку принятия справедливого решения. В докладе будет показано, что современные разработки в области трансмедийной коммуникации, вскрывая особенности сообщения как "перформанса", а выражения субъективности -- как "нарратива", могут способствовать уточнению понятия справедливости как поля субъективности, сближая его с понятием свободы как поля интерсубъективности. Справедливость оказывается не основанием частных ожиданий, а основанием принятия решений и главное, основанием реструктурирования самой принимающей ключевые решения власти в сторону создания действительных или фантомных сообществ -- такой анализ понятия "справедливость" поможет и критике современной политики с позиций этики сообществ.